4


жевать отрезанное веко, и расчесать мозоль хряща,
до этого до кости разодрав всю спину..


что было со мной до того, как я вспомнил и вспоминать не хочется. разве только уж самые первые свежие мозаики: узоры на морозном стекле, запах оранжевых листьев, скрип виниловой пластинки. путешествие в кроличью нору начиналось и безостановочно ещё и ещё продолжалось, а потом вдруг меня выкинуло, как кусок мяса, который ещё не успел умереть. помню как трое токсикоманов пытались отобрать у меня алюминиевый прут и как потом ярко улыбалось солнце. в тот день я чуть не утонул, научился плавать я лишь пару лет спустя уже зимой. помню как плавили свинец под сводами заброшенных заводов, как на великах вьезжали в речку, а потом курили вакуумные сигареты "Космос", развалившись на начинающем уже плавиться песке. помню запах угля, смешанный с танцем снежинок под фонарём, вкус клубники с молоком. потом все это надоело. надоело счастье, тело звало вперёд к большим скоростям и высоким напряжениям. меня гнуло, больно гнуло спустя некоторое время вплоть до моих первых смертей
как я перестал доверять догме? отец говорил мне, что курить не надо: "не кури, сына,"- а сам прикуривал одну за другой. это было в те дни когда моё время только начинало разворачиваться.
без счета, ты на пути самоудаления. остаточные явления на балансе удовлетворения. я испытывал терпение создателя, почти как сейчас, только ещё менее осознанно и начал уже разваливаться на блоки. прокаженный ищет ответ, есть ли бог или его нет. я не искал лекарства, я искал панацею. слишком усердно, чтобы в какой-то момент не затрещать по швам.

- Тоник, хватай его за руку, за другую! сейчас мы разорвём тебя! - кричит Кволифоста
- ааа!!! не делайте этого! злодеи блядь! - но они всё-таки рвут меня. и dx#\ разрывает то, что является моим сознанием. не могу понять где трава, а где асфальт и иду по какой-то тёмно-серой полосе. верх и низ пляшут, меняются местами, своей гадкой неопределённостью вызывая тошноту. я курю чёрную сигарету, а в это время Кволифоста шепотом орёт мне на ухо: "люди сатанеют, умирают, превращаясь в топливо, игрушки, химикаты и нефть, в отходы производства, мавзолеи и погоны. вижу ширится, растёт психоделическая армия!"
винтовка – это праздник, всё летит в пизду! я голый, если не считать белой простыни, босой. продираюсь сквозь заваленные пыльным сором привокзальные районы, как фримэн по пустыне, по внутренней пустыне. топчу босыми ногами привокзальную пыль.
- убери куклу!- сотни людей заполнили бетонный тоннель, а посреди его какая-то сумасшедшая неистово дрочит похожий на ребёнка куль. фиолетовая струя из Кволифостовского рта рикошетит от прозрачных дверей на входе в метро. вырываемся из подземки наружу. свет удивительно ровный матовый, но и резкий. блуждающая мысль не ограничивается размером головы, вытачивает новые миры.
конструктивизм и диссоциация – полюса одного поля. внимание петляет от фонаря к фонарю. слова саркастически выговариваются.
Я НЕ ЗНАЮ ЧТО Я БУДУ ДЕЛАТЬ ДАЛЬШЕ, НО ВЕДЬ НО ТЫ ТАМ РАЗГОВАРИВАЕШЬ ПО ТЕЛЕФОНУ, А Я ХОЧУ КУРИТЬ. ИНТЕРЕСНО, МАТЬ ШПИОНКА ИЛИ НЕТ? ПРОСТИТЕ НАС ПОЖАЛУЙСТА, лАРИСА пАВЛОВНА, ЗА НЕЦЕНЗУРЩИНУ. МЫ ВСЕГО ЛИШЬ бесполезное говно. Я ПАДАЮ, А ТЫ МНЕ НЕ МОЖЕШЬ ПОМОЧЬ!!!
ощущение пустоты посредине живота... воздух похож на кисель. меняя положение тела, секунду не могу понять, что произошло. воспринимаю себя как клубок пластмассовых трубок. картинка периодически смещается по какой-то случайной ломаной, устойчиво, цикл за циклом, и ничего нельзя с этим поделать, разве только закрыть глаза, разбрызгиваясь по обоям, стартуя в многомерье. ... это не кислотный полет, это диссоциация. дует ветер. вокруг какие-то рельсы, бетонные остовы, костры света. огромный котлован размером с девятиэтажку с бульдозером на дне. лай собак, песок, песок…дурацкий ебоватый junk. чёрный смех греет где-то в глубине. громыхание поездов – не пригодившийся билет в реальность. чёрные вагоны, бесконечные тоннели, недостроенные мосты, маслянистая вода. всем существом постигаю панельную красоту района. глаза не фокусируются и это надолго. вязко и пусто. как зябко свищет время!

новый вечер, вычитанный на behigh.org/inv рецептик требует реализации. захожу в аптеку. передо мной субъект лет 27 спрашивает инсулинку и нафтизин. расплачивается, забирает, уходит. через минуту вбегает опять
- вы у меня 2 рубля взяли, а не 5. у меня больше пятаков не было!
я в свою очередь покупаю три пачки ремантадина и одну упаковку цинаризина. парадоксальный диссоциатив, он же дешёвое лекарство от гриппа плюс средство от гипертонии. запиваю колёса Ессентуками и захожу к Кволифосте. встречаю там Тоника с Илюшей. они втроём уже видимо давно курят огромную трубку с коноплёй. мои ощущения от химикалий похожи на описанную Сартром тошноту. покурив ещё травы, решаем выйти прогуляться. мы идём по пустой вечерней Комсомольской площади – географическому центру NN.
- мы все умрем! да здравствует чёрный комар! – кричу я в ночь. моя экспрессивная артикуляция и ор привлекают к нам внимание свиньи.
- так, молодежь, что, отдыхаем? документы ваши можно посмотреть?
- да, конечно, вот у меня студенческий!
- в последнее время в районе участились случаи краж шапок. это не вы случаем бегаете, шапки срываете? – несёт ахинею страж.
несмотря на то, что у всех нас есть документы, два сержанта, видимо полностью охуевших от безнаказанности, ведут нас в отдел. к этому времени я уже вообще мало что понимаю – сказывается действие таблеток. один милиционер идет впереди, другой сзади, как по учебнику. обрывками сознании понимаю, что у Илюши с собой трава, так что ситуация начинает принимать дурной оборот. нас приводят в опорный пункт милиции Ленинского района. там нас без лишних слов обыскивают, ещё раз проверяют документы и, не предъявляя никаких объявлений, начинают по очереди снимать отпечатки пальцев. я понимаю, что это полнейший беспредел, но поделать ничего не могу. больше всего меня пугает момент, когда придётся называть свое имя, потому что сделать это у меня вряд ли получится – я не помню. слава богу траву не находят, а мои личные данные списывают с паспорта.
- да не бойся ты, всё в порядке, - участливо говорит лейтенант, намазывая мои трясущиеся пальцы графитовым порошком.
- у меня всегда так, - только и могу выдавить я.
через бесконечно долгие полтора часа нас выпускают. я прохожу три метра от крыльца и меня выташнивает отвратительно-желтой массой, в которой я узнаю свой полупереваренный ужин

вот уже зима, полтора месяца спустя. по колено в снегу масштабируем жидкости, заправляем бензобаки. сбрасываем звонки, пропускаем лыжников, петляем предельным циклом, падаем с сосен наземь, посещаем места индустриальных просветлений, путаемся в плейлисте, жжем провода.
- ты не человек, а набор многоугольников, - ядовито бредит одетый в хаки фашист, с которым судьба привела встречать новый год. во рту вкус пакета. сверху на меня пялится полуадекватная принцесса. её адекватность только в том, что она хотя бы может стоять /hello, I love you. let me jump in your game/ по поверхности кинескопа тащится Джим Моррисон. и я вижу, что в его кедах полно песка.

умение вовремя лечь спать – то, чего мне тогда не хватало. я не спал сутками. я не спал с девчонками. я любил умирать. по двое суток подряд, каждую неделю по два дня я не жил. покидая явь, иногда я сблёвывал отвратительную дрянь. я стал магом, повелителем времени Бесформенным. я застраивал планеты, потом сжигал их. я летал среди чёрных храмов и там, где вообще ничего нет. страх наполнил меня до края и исчез. или исчез я. сейчас точно вспомнить не могу, память нерегулярная. без трагизма не обошлось. жизнь не сдавалась, и Тау наслал на меня ужас. но до этого у меня отняли доступ к складкам незалёжной истины. помню очень испугался тогда, с тех пор я стал седой. тогда я не делился на внешнего и внутреннего, служил коммутатором оболочки. моё эго ничего не значило в этих раскладах. в те дни я повелевал, не оформляясь. всё это мракобесие питалось моей прожорливой любознательностью пока та не сгорела. страх – защитная реакция Вселенной от саморазрушения. ужас, ужас! кто бы мог подумать, что я окажусь здесь?