Odium. Part 3. — @дневники: асоциальная сеть

07:27 Odium. Part 3.

I cannot see how you can be so fucking hateful of my ways
From all these thoughts I will not stray the hate I feel today

В 18-19 веках жил один Австрийский философ и, попутно, психолог по имени Франц Брентано. Эти два направления я нахожу отличным сочетанием. Его утверждения заключались в том, что истинный метод философии не отличается от метода естественных наук, таким образом подходя к познанию бытия с научной точки зрения. Прожил он не много, не мало - 79 лет. А за десять лет до смерти, в мае 1907 года он продиктовал некий труд под названием "Vom Lieben und Hassen", что переводя дословно на наш деревянный получится "О любви и ненависти". Многие из его умозаключений я нахожу во много схожими со своими, хотя мне конечно же ещё далеко до сравнений с ним. Сам труд можно без особого труда найти в интернетах, я же хочу выделить некоторые моменты, над которыми стоит задуматься и поразмышлять, дабы познать природу ненависти, её суть. Копипастить тексты я не намерен, опишу же свою адаптированную версию некоторых позиций. wat? I can do that.
Можно выделить три основных класса направленности на объект: представления, суждения, любовь\ненависть.
Представления - это первый класс, ибо он наиболее универсален. Нельзя ничего принять или отбросить в суждении, нельзя ничего любить или ненавидеть, не представляя себе этого. Но нельзя с тою же уверенностью отвести второе место в этой иерархии классу суждений или же классу любви\ненависти. Можно любить нечто, желать нечто, не зная или даже не предполагая, существует ли оно или нет. Но можно также признавать нечто, не любя или ненавидя его, не стремясь к нему или стремясь прочь от него. Некоторые полагали, что сразу за представлением должны следовать суждения, так как они более сходны с ним, нежели эмоции - однако, сходство это что-то не особенно заметно. Некоторые ставят на второе место эмоции, так как именно воля, по их мнению, обусловливает нашу веру или неверие во что-либо - но это отнюдь не всегда так: скорее, воля уже включает в себя суждение, а очевидное внутреннее восприятие - это, разумеется, познание, независимое от всякой воли. Для предпочтения одной последовательности перед другой имеют значение, скорее, следующие соображения: что суждение сопровождает всякий акт во внутреннем восприятии, тогда как можно представить себе человека, свободного от всяких эмоций; что эмоции выступают в более разнообразных сочетаниях, чем суждения; что, как суждения привносят в некотором роде более высокое совершенство в представление, так и эмоции, со своей стороны, несут, кажется, совершенство еще более высокое, особенно в чувстве блаженства. Три этих момента дают, по-видимому, право отвести второе место суждению, а третье - классу любви и ненависти.
Стоит рассмотреть те разновидности, которые обнаруживаются внутри этого третьего класса направленности на предмет. Прежде всего, ясно, что с каждым различием лежащего в основе представления привносится различие и в базирующуюся на нем эмоцию. Подобно тому, как различие субстанций влечет за собой дифференциацию акциденций. Во всех прочих отношениях тождественное видение различается в зависимости оттого, видим ли мы одного или другого, и меняющееся со временем субстанциальное различие также проникает в акциденции. Представления различаются с нескольких точек зрения: поскольку представляется другой предмет; в зависимости от того, представляется ли он индивидуально или универсально, абсолютно или относительно; поскольку он представляется в другом временном модусе; поскольку он представляется позитивно или негативно; ибо, хотя в каждом случае имеет место и то, и другое, однако, отношений, типов направленности на объект по-прежнему два, единство этого акта - это нечто совсем иное, нежели единство направленности на объект; можно различать простое и сложное представление, а в последнем - представления большей или меньшей сложности, как, например, когда представляется конгломерат атрибутов. Осуществляя предикацию не только в суждении, говоря: «Дерево зелено», но и в представлении, говоря: «Зеленое дерево». Образуя числовые представления, например, 2,3,5, также представляется конгломерат, и точно так же имея дело со сложным представлением, когда различаются части в сложном предмете, и говоря тогда, что представляется целое отчетливее. Итак, всем этим различиям, столь существенным для представлений, должны соответствовать различия и в области любви и ненависти.
1. Прежде всего, любовь и ненависть меняются, если меняется предмет.
2. Точно также, если они ограничиваются всеобщим или же направлены на какую-либо конкретную единичность и т. п.
3. Если любят или ненавидят в другом временном модусе; таким образом различаются раскаяние, обращенное к прошедшему, страдание, направленное на нынешнее ощущение, страх перед грядущим злом.
4. Эмоциональное отношение может быть позитивным и негативным, и это различие и находит свое выражение в любви и ненависти.
5. Следовательно, и различие представлений, смотря по тому, простые они или сложные, и в каком отношении сложные, должно оказать влияние изданную в душе направленность на объект.
Однако, как видно, различия в области эмоций вызываются не только различиями представлений, но и различиями суждений. Так, эмоция заметно меняется в зависимости оттого, оказывается ли представляемое мною будущее счастье надежными и ненадежным, вероятным или невероятным и недоступный. И если радоваться чему-то как знаку чего-то другого, как полезному для чего-то другого, тогда как само по себе оно было бы безразличным, то эмоции эти испытывают, очевидно, влияние суждений. Да и простейшее чувство удовольствия, можно сказать, получает свою характеристику оттого, что с очевидностью познаётся акт полюбившегося ощущения. То же самое показывает анализ феноменов воли и решения; никто не может прилагать свою волю к чему-то, что, как он думает, не в его власти, как бы горячо он ни любил и ни желал этого, и никто не может решиться на что-то, возможность осуществления чего он считает немыслимой. В таких случаях, как и в предыдущих, происходит некая внутренняя дифференциация направленности сознания на объект, отталкивающаяся от особенностей, лежащих в основании суждений, и, вероятно, нечто подобное можно утверждать и об особенностях очевидности, выделяющей ряд суждений из множества суждений гадательных. Однако здесь наблюдаются и другие различия, характерные исключительно для эмоциональной сферы.
Одним из них будет различие между простой любовью и предпочтением. Последнее является актом сравнения. То, что я предпочитаю, любезно мне, то, что ставлю ниже - менее любезно. Подобным образом в случае с ненавистью можно было бы говорить о большей и меньшей ненависти в смысле, если можно так выразиться, «ненавистного в первую очередь» и «ненавистного во вторую очередь». А в сфере суждений, хотя и существует истинное и ложное, однако нет более истинного и ничего, считающегося более истинным. Когда кто-то нечто любит и ненавидит что-то другое, что неотделимо от того, что он любит, то может случится так, что он предпочтет, чтобы ни то ни другое не существовало, принеся тем самым в жертву то, что он любит, или чтобы и то и другое существовало, тем самым примирившись с тем, что он ненавидит. Тогда можно, наверное, сказать, что он ненавидит одно больше, чем любит другое, и обратно, что он любит это больше, чем ненавидит то. В случае, когда побеждает любовь, можно сказать, что само по себе ненавистное любят как часть неразрывного целого. А в противоположном случае - что само по себе любезное имплицитно ненавидят как часть неразрывного целого.
В душевной сфере существует правильная любовь или ненависть и любовь или ненависть неправильная. На первый взгляд это кажется аналогичным правильному признанию и правильному непризнанию, являясь, однако, по сути своей чем-то иным. Существует, то, что любят и ненавидят само по себе, и то, что любят и ненавидят ради чего-то другого, как, например, полезное и вредное. С этим можно сопоставить случаи суждений, в которых нечто утверждается или отрицается непосредственно и опосредованно. Однако в существенных деталях это сходство не прослеживается; в самом деле, то, что выводится из чего-то, также считают самим по себе истинным, то же, что любят ради чего-то другого, не обязательно считают благом самим по себе. Любят ради чего-то другого не только полезное, но и знак какого-то блага. В разряд полезного его можно было бы отнести, наверное, лишь постольку, поскольку он является средством познания блага, а это познание также представляется нам чем-то любезным и благим; однако, речь здесь идет не о благе познания как таковом, а о благе, которое познается этим познанием, почему и знак какого-то зла сам оказывается неугоден, хотя, выступая средством познания, он оказывается носителем какого-то блага. Вернее будет сказать, что его можно назвать полезным как носителя радости, которую приносит познание первого типа, как и само это познание.
Модусу любви, в котором любит полезное, близок тот, в котором любят неотторжимую принадлежность чего-либо, даже тогда, когда, взятую саму по себе, не только не любят, а прямо-таки ненавидят ее; например, кому-нибудь очень хотелось бы пойти в два места - в театр и в оперу. Он решает не идти в оперу, а посетить театр, но при этом первый вариант он ненавидит лишь имплицитно - любит его сам по себе и ненавидит как препятствие к другому наслаждению. Мученик решает терпеливо переносить страдания и не отступать от своих убеждений; он ненавидит страдания сами по себе, имплицитно он их любит, и тоже как средство продемонстрировать свою непоколебимую твердость, возможную в этих условиях лишь при неизменности страданий. Целое не может существовать без своих частей; если любят целое, содержащее в себе части, которые не любят так, как целое, и даже ненавидят но имплицитно любят заодно и их, точно так же, как заодно желают и любят средства, без которых нельзя обойтись. От этого целое никогда не представляется большим благом, как в том случае, когда части становятся частными благами, которые любят сами по себе. Другая аналогия, которую, однако, не следует смешивать с тождеством, обнаруживается постольку, поскольку правильность любви и ненависти, как простой, так и относительной, то очевидна, то нет. Если речь идет об опосредованной интуитивной очевидности, то тем самым предполагается, что нечто другое очевидно непосредственно. Логическую взаимосвязь следует постигать в таком случае согласно обычным правилам суждений. Если же речь идет о непосредственной интуитивной очевидности, то эмоциональное отношение должно быть не просто само по себе правильным, но и характеризоваться правильностью. Случается, что-то любят и ненавидят само по себе - так происходит иногда, но отнюдь не всегда.
Здесь бытовало два противоположных заблуждения. Некоторые утверждали, что все то, что некто любит само по себе, является для него благим и достойным любви, это, что некто ненавидит само по себе, является для него достойным ненависти и дурным, и подобным же образом судят они о случаях, когда нечто предпочитается или ставится ниже чего-то непосредственно само по себе. Следовательно, для них всякая непосредственная любовь правильна и характеризуется как правильная. Другие же, наоборот, отрицали, что можно вообще называть что-либо правильным, когда речь идет о непосредственной любви, ненависти и т. д. Но существуют, по их словам, различия в размерах любви, и, таким образом, можно, понятно, говорить о правильном и неправильном стремлении, когда кто-нибудь жертвует в своем стремлении большими интересами ради меньших, или же, наоборот, до того рьяно преследует первые, что страдают последние. Здесь первое, очевидно, достойно похвалы, второе - порицания, но всякие похвалы и порицания неуместны там, где чей-либо интерес говорит за или против различных вещей. Если хорошенько присмотреться, то первое мнение сводится, в сущности, к тому же. Тот, кто допускает правильное, которое всего-навсего субъективно, точно так же искажает понятие правильности, как и тот, кто говорит о чисто субъективных истинах. Поэтому неудивительно, что, как у Протагора (к слову, это древнегреческий философ) ложного просто не существует на свете, так и здесь, когда мы имеем дело с чем-то, самим по себе требующим любви и ненависти, неправильное в любви и ненависти оказывается невозможным. Все будет просто-напросто делом вкуса.
Это глубокое заблуждение, которое приводит к следствиям, пагубным для всякого достойного мировоззрения. Если бы всякое благо было субъективным, то понятия, скажем, Бога просто не могло бы существовать, если только понимать под Богом безусловно высшее благо. Ибо высшее благо для одного не было бы таковым для другого.

@музыка: Ill Niño - If You Still Hate Me